Тексты

Два башмака


Сначала мегаполис. А там улицы и проспекты, площади и магистрали с виадуками, маленькие скверики и маленькие домики, огромные высотки, затерявшиеся среди этого многообразия и… девятиэтажная серого цвета панельная постройка.



Она устремилась ввысь, своим видом больше напоминающая подросший домик трёх поросят, из окон которого выглядывали соседи, сидящие на подоконниках и локтями упирающиеся в деревянные облезлые некрашеные рамы. А порою, казалось, что вот, сейчас карты - бубна, трефа… только сложенные в стройную пирамиду, поползут прямо на глазах вниз и рассыплются, теперь уже словно карточный домик.



Но в налетевшем неожиданно ураганном ветре, в потемневшее в момент до цвета ночи небо казалось, вверзлась знаменитая Пизанская башня. И стала раскачиваться из стороны в сторону, уже больше напоминая метроном, отсчитывающий последние часы существования этого панельного колоса.



Соседей воздушным порывом мгновенно сдуло со старых потрескавшихся подоконников. Теперь они прятались под столами своих квартир, таких же мрачных, как потухшее небо за окном. А мебель вместе со стульями и табуретами двигалась из угла в угол в такт раскачивающейся Пизанской башне. С полок падали вещи, предметы глухо ударялись о половые доски, долетая до низу. А люди пытались, высовывая руки их своих укрытий, как из окна, задержать их, цепляясь за ножки кресел и буфетов, чтобы они не создавали предметного хаоса.



И только в старом шкафу на средней полке прислонившись к глухой фанерной стеночке, словно пригвождённые намертво, стояло два стоптанных башмака, которые не ехали из угла в угол, будто и не раскачивался снаружи дом под порывами нагрянувшего ненастья.



Эти две туфли-лодочки 39-го размера на широких пятисантиметровых каблуках, давно не отбивающих степ и чечётку на танцплощадке, дружно припали друг к дружке, будто держась за руки и… « ничто не разлучит нас»



Левую туфлю звали Дора, а правую, что была первой, парой – Дина. У них даже имена начинались на одну и ту же букву. Дора и Дина. Дина и Дора. От перемены их местами ничего не могло поменяться. Они же были просто женскими башмаками, стоящими на одной полке и в одном общем шкафу.



Но кое-какое различие между ними всё же имелось. Левая Дора разносилась больше и потому казалась очень большой. Какой-то, не в меру расхлябанной. А Дина, будто тоненькая девушка. Казалось, эту лодочку надевали на очень узкую ножку. И выглядела она поновей, не такой сношенной.



Но всё равно, это была одна и та же пара, цветом крашеной блондинки. И мечтали эти туфли об одном и том же – чтобы ни случилось, пусть дом, Пизанская башня, рухнет вместе с соседями, сидящими на подоконниках, пусть вся чернь огромного неба обрушится на их блондинистые головы, но они навсегда останутся вместе под руинами их упавшего счастья, больно стукнувшегося о серый мокрый асфальт среди всё ещё качающихся деревьев.



Всё так же прижавшись друг к дружке, Дора с Диной тихо шептались о чём-то своём, о девичьем, женском и насущном. О том, что кольца они уже давно купили, пусть и серебряные, не золотые, что всё равно никто их не обручит, что в нашей стране так и не наступило всеобщей мужской и женской любви, а главное, толерантности. Что президент-сволочь, не чёрного цвета. И потому не понимает всей сути их положения. А ведь они такие же люди – Дора и Дина. И должны прятать свои чувства от всех в этом пыльном убогом шкафу.



Но всё равно, вот они и кольца уже купили. Но никто их не обвенчает, никто им не скажет: «живите дружно и счастливо... да, во веки веков» Но никто и не добавит: «плодитесь и размножайтесь» « рожайте себе подобных»…



Потому что, если даже и смог бы кто-то такое произнести, то знает, что они, Дора и Дина не смогут произвести.



Так, зачем же им та толерантность, если всё равно никто так и не узнал об их любви. Вот они и стоят, по – прежнему, эти старые башмаки на одной полке, и в одном платяном шкафу.



А снаружи всё капает дождь. Затихающий шторм. Скрипящий под натиском ветра дом. Дора и Дина. Дина и Дора. Это всё, что им оставалось. Два почти одинаковых имени. Как и два одинаковых пола. Но семя мужское никогда не станет им опорой в их желании быть неразлучной парой. Потому что, выведя когда- то их в свет и в люди, так и бросил на произвол судьбы. Не успев пояснить, что так не бывает. Любовь человека рождает. А два одинаковых имени, два одинаковых пола так и останутся навсегда просто парой стоптанных замшелых башмаков, которую за ненужностью кто-то даже позабыл выбросить в мусор, оставив одиноко и сиротливо стоять, прижавшись друг к другу, на средней полочке того шифоньера, что вот-вот под монотонный звук метронома, закончит своё существование.



© Copyright:Полина Брунштейн, 2015


Свидетельство о публикации №215022701798